23 сентября 18.10 по Парижу (20.10 по Москве)
Наш утренний завтрак представлял себе довольно забавное зрелище. Представьте: на 6 человек – 1 йогурт, 1 банан, 1 бомж-пакет, бульон из которого был разлит по стаканам, а лапша перемешана с оставшимся паштетом, чайник кипятка, кусочек багета и громадная кастрюля едва-едва начавшей вариться кукурузы. Все. Несмотря на то, что лично я ходил в тот утренний момент на автопилоте от недосыпа, и предполагаю, что состояние других было не лучше, не ржать над этим было нельзя. Слава богу, где-то на 5ом километре пути к Мон-сен-Мишелю попалась булочная, где можно было перекусить. Это настолько прибавило нам сил, что оставшиеся пять километров мы просто любовались открывавшимися перед нами пейзажами. Нормандия в чистом виде – вот что мы видели. Это не те ландшафты, что мы видели в родной Шампани. Там все проще: аккуратные поля перемежаются с виноградниками и разбавляются похожими друг на друга, как две капли воды, мелкими поселками домов на 100 с обязательной островершинной церковью посередине, оповещающей о поселке издалека. Здесь, в Нормандии все по-другому. Дома строятся из кирпича. Никакого фахверка нет, никакой штукатурки – тоже. От этого все дома отличаются друг от друга, все поселки, соответственно, тоже. Поля – это не золотая шампанская нива. Это смесь посадок различных культур. Тут и злаки, и уже упомянутая кукуруза, и огромная плантация чеснока (слава богу, она не была видна ночью, иначе, чует мое сердце, чеснок постигла бы такая же участь, что и кукурузу, а это намного менее безобидная культура). То тут, то там встречаются маленькие фермы, специализирующиеся на производстве сидра (тут же поблизости находится его музей) и кальвадоса – традиционных напитков Нормандии. Ветряная мельница на горизонте отсылает куда-то к северу – в Бельгию, в Голландию… О них же напоминают стада коров – уродливо плешивых, но толстых и наверное вкусных (вплоть до спасительного пятого километра с упоением выбирали себе буренку на шашлык). Уровень жизни здесь – один из худших во Франции (пожалуй, после Пикардии и на одном уровне с Бретанью). Это не значит, что народ здесь голодает – нам такой уровень жизни и не снился. Просто на улицах чуть больше бумажек, обочины чуть сильнее заросли, ровность полей слегка нарушена, а в поселках встречаются заброшенные здания.
Вскоре показался Мон-сен-Мишель. Смотреть на него издалека – отдельное удовольствие. Его мы были лишены вчера, когда сперва автобус подвез нас прямо ко входу, а потом темнота накрыла скалу своим мерцающим звездами куполом. Мон-мен-Мишель огромен. Он влезает в объектив фотоаппарата целиком только за добрую сотню метров. А его гармония начинает ощущаться с расстояния в километра два, когда исчезают последние жилые постройки, и аббатство остается одно среди полей. Машины, стоящие на парковке перед входом, еще не видны и не портят общий вид. Серость окружающих аббатство полей (осень все-таки) и ила (прилив начался не так давно, и до большой воды было еще часа два), подчеркивают аскетичное величие цитадели. С каждым шагом все новые детали становятся различимы глазу. Аббатство приближается, но вместе с ним приближается и побочный эффект – толпы туристов. Еще часа три, и тут начнется такая толкучка, что о вчерашней ночной тишине можно будет только поностальгировать.
Мы заходим за крепостные стены. Нам надо отскрести от стен двоих примерзших к ним безумцев отыскать двоих, проведших ночь тут. Оказывается, что они уже в храмине –непосредственном ядре всего комплекса – там, где когда-то жили монахи. Вход сегодня бесплатный – мы попали на так называемые jours de patrimoine – дни культурного наследия, когда все (точнее, почти все государственные) музеи открывают свои двери для посетителей. Верхняя терраса – вот здесь и состоялась встреча. Это самая высокая точка скалы, с которой открывается панорама окрестностей. Выше только башни с узкими окошками. Здесь – красота. Вот-вот наступит большая вода – точка, в котрой прилив сменяется отливом. К сожалению, сегодня прилив маленький – всего 0,6 от среднестатистического для этого места. Вода не заливает даже парковку. И на море остаются пустые островки из грязи и ила. Что ж, то, что можно было, мы увидели вчера под луной. Сегодня другая цель – изучить аббатство изнутри.
Здесь опять начинается месса желтогалстучной толпы, а потому едва успеваем посмотреть на главный храм. Впрочем, он довольно скромен – своды не так высоки, площадь мала, орган не идет ни в какой сравнение с органами уже виденных мною Нотр-Даммов. Гораздо интереснее бродить по вспомогательным помещениям – коридорам, лестницам, террасам. Вот летний сад, оформленный слегка даже в восточном стиле – узкие резные колонны по периметру, а посередине – зеленый газон. Умиротворяющая атмосфера для прогулок, чтения, разговоров. А также для тюремных выгулов – ведь аббатство после революции достаточно долго выполняло роль тюрьмы.
В стене вдруг появляется огромное окно в человеческий рост и на уровне пола. Недоумеваешь: как техника безопасности могла допустить такое? Любой подошедший сюда рискует сорваться с 200-метровой высоты в море. Для самоубийц ничего романтичнее невозможно представить. Лишь подходя ближе, понимаешь подвох – стекло настолько чистой и прозрачное, что издали его не видно.
За садом – новые залы и коридоры. Именно в таких разворачивались сюжеты книг Вальтера Скотта и Умберто Эко. Темнота, смирение, безмолвие – когда-то это все было единственным местным обитателями. Ну и монахи. Настолько отделенные от внешнего мира, что их главной утехой была работа на грузовом лифте. Надо было голыми руками крутить огромное колесо, с помощью которого на огромную высоту доставлялись грузы из-за крепостных стен. Адская работа, но лучше, чем однообразие отшельничества, пусть и скрашенного мыслями о боге. Чуть ниже – еще одна зеленая терраса, а с нее начинается спуск вниз – к выходу из храмины.
Мы возвращаемся на ту площадку, где вчера ели. Она набита людьми. Русский язык слышен на каждом шагу. Человек 30 своих соотечественников я за этот день точно видел. Удивляло, что многие, услышав наши голоса, замолкали, а некоторые вообще переходили на английский. Ну что же – это их дела и их мировоззрение. О россиянах во Франции я еще обязательно напишу.
Нам же надо спускаться. Купив на прощание бутылочку сидра и коробку нормандского печенья, я выхожу за стены аббатствa, навстречу обратной дороге и новым впечатлениям. В обратном автобусе до Понторсона почти нет народа – все приезжают на туристических автобусах либо на своих машинах. Думаю, что 9 из 10 человек, которые узнали бы, что мы пришли сюда пешком, посчитали бы нас сумасшедшими. Что же, может, отчасти это и так.
Через полтора часа мы, сделав очередные две пересадки, уже оказываемся в Гранвиле. У нас два часа до поезда в Париж. Маловато, конечно, но и ими надо воспользоваться.
Гранвиль чем-то напоминает Ялту. Он также спрятался в ложбине между двумя холмами и у него такой же миниатюрный вид. И его сердце точно также набережная. Туда мы и направляемся. И тут же испытываем легкое страноведческое потрясение. Россияне европейской части, окольцованные внутренними южными морями либо северными акваториями, едва ли смогут представить себе Гранвильский порт. Пожалуй, такие же картинки представлялись мне в детстве при прочтении книги Беляева «Остров Погибших кораблей». Только тогда я представлял, что корабли стоят один на другом и образуют такую горку наподобие городских автомобильных свалок из голливудских фильмов. А здесь корабли стояли рядом друг с другом, но так же беспорядочно, криво и уродливо. И, естественно, без воды. Одна сплошная грязь. Да уж, вот оно, побережье океана умеренных широт. Приливные силы тут достаточно сильные. К сожалению, мы не видели, как приходит вода. Видели лишь линию, очерченную водорослями на волнорезе, с точностью, на которую способна только сама природа, показывающую уровень воды в прилив. Разница с отливом – метров 7. Корабли и лодки всплывут, скроются грязные днища, вода скроет неровность рядов, и порт будет таким, как мы привыкли видеть его. А потом – новый цикл – грязь-чистота, суша-вода, пустыня-оживление. Мы идем мимо замерших в клинической смерти кораблей. Посередине бухты на горизонте виднеется маяк. Мы заходим за очередной волнорез и видим океан почти у наших ног. Остается только спуститься вниз по грудам металлических и бетонных отходов, пройти 50 метров по камням и окунуть ноги в воду Атлантики. И испытать какой-то ребячий восторг от этих ласковых прикосновений океана. Когда хочется бегать, брызгаться, бросаться медузами (неважно, что их здесь нет)искать камешки с дырочками и собирать ракушки (а вот их тут огромное количество, причем довольно больших). Там, по другую сторону пролива Ла-Манш (а перед нами именно его юго-западная часть) – Великобритания. Но она чуть севернее. А на западе… Страшно сказать, что на западе нет ничего. Там десятки тысяч километров воды. А здесь – здесь конец Европы. И мы его достигли!
Мы возвращаемся назад по Высокому городу – старой части, заставшей славные корабельные времена. Тут стоит памятник гранвильскому корсару Жоржу Плевилю, который награбился до того, что стал губернатором чуть ли не всей французской Вест-Индии. В лучших традициях моды того времени у этого товарища деревянная нога (ну, точнее, бронзовое изваяние деревянной ноги), правда почему-то целы оба глаза и нет попугая на плече. Над этим странным несоответствием с внешностью мульфильмовских пиратов можно поразмышлять на смотровой площадке, с которой открывается великолепный вид на море. А с другой стороны – на город. И то, и другое достояно взгляда. Первое уходит синей гладью за горизонт, второй был построен для того, чтобы эту гладь покорить. Правда, купающийся в грязи порт как-то пока делает смешными эти намерения. Мы идем по улице, наслаждаясь видом моря, мимо старых домов, мимо остатка крепостной стены, мимо старого Нотр-Дамма, тоже каким-то непостижимым образом носящим печать моря. Может, это оттого, что я еще ни разу не видел Нотр-Дамм вплотную к крепостной стены? По стене ползет здоровая ползучая тварь – какой-то архитектор-шутник изваял ее из металлической сетки. Скоро появляются ворота. Решетка еще жива, но естественно поднята – ненавязчивое воспоминание о былых неспокойных временах. По узким лестницам спускаемся от ворот вниз и выходим к главной площади, откуда начинался путь к порту. Тут стоит памятник погибшим во Второй Мировой – никто же не забыл, что буквально в этих местах открывали Второй фронт?
Вокзал совсем близко, но возвращаться пока рано. Мы идем по направлению к церкви Сен-Поль – самой высокой в городе. Добраться до нее не так уж и просто. Пусть лежит через лестницу Пеллерин, которая, между прочим, настолько длинная, что носит статус улицы. По обоим сторонам узкой череды ступенек, – как на настоящей улице, двери квартир, уже, правда, забитые изнутри – все-таки не самый удобный тут вход в жилище. Узкие дворики, узкие улочки, постоянные подъемы и спуски – это Гранвиль. На единственном ровном и открытом месте в центре города – искомая нами церковь. Романская базилика – в целом ничего особенного. Но после узких лестниц и дворов такое строение – это резкая смена городского ландшафта, которое, как известно, ласкает взор. Особенно, когда знаешь, что этот взгляд на город – один из последних. Потому что поезд через полчаса.
А через пять с половиной часов мы будем в Реймсе. Походы в поисках ночевки – найден удобный пустой номер в общаге – обычная взаимовыручка российских студентов. Как никак, вместе мы преодолели эту добрую тысячу километров, вместе воровали кукурузу и вместе смотрели на сен-мищельский прилив. И эти двухдневные совместные впечатления сближают намного больше, чем годы приятельства в Орле. И за это я тоже люблю путешествия.
|
